В свои 92 года ветеран ВОВ Зоя Маринич без проблем доплывает до буйка на море и делает стойку на голове. О военной молодости и секрете здоровья она рассказала в интервью «АиФ-СК».

Светлана Болотникова, «АиФ-СК»: Зоя Евдокимовна, вы ведь ветеран военной разведки? У вас есть воинское звание? 

Зоя Маринич: Я боец. Просто боец. Я родилась и закончила школу в Ейске Краснодарского края, а потом поступила в Ростовский пединститут. Но поскольку шла война, и немцы уже приближались, мы не учились, а рыли окопы. Родители позвали меня домой, и в Ейске меня приняли на третий курс педучилища. Однажды нас вызвали в горком комсомола и поставили перед выбором: эвакуироваться или остаться? Отец уже был на фронте. А мама сказала: «Чтобы ехать неизвестно куда, нужны деньги, а бухгалтерия совхоза уехала вместе с зарплатой». Мама работала там окулировщиком саженцев. У нас была корова, куры, совхозная квартира, сад. Мама не могла бросить всё это. А тех, кто не эвакуировался, снова вызвал горком комсомола, чтобы сформировать партизанский отряд.

– Только комсомольцы туда записывались? 

– Идея защиты Родины была настолько большой, что люди были готовы делать что угодно, лишь бы не попасть в лапы гитлеровцев. Вот и я оказалась в партизанском отряде. Однажды, при выполнении задания меня схватили полицаи. Мы должны были взорвать мост, чтобы нарушить движение немецких войск. Два парня слева и справа от меня копали, а я стояла и наблюдала, и в этот момент попала в плен. Шансов выжить у меня, как комсомолки, было мало. 

– А как они узнали, что вы комсомолка? 

– У меня отец был председателем сельского совета, членом коммунистической партии. Все знали, включая полицаев, набранных из местных жителей, что у меня активная семья. 

– Как же вы выжили? 

– Тут нужна маленькая предыстория. У нас в Ейске жили немецкие переселенцы, прибывшие в Россию по времена Екатерины II. С одной многодетной немецкой семьёй мы дружили. Я много у них заимствовала - чёткость, аккуратность, дисциплину. Помню, увидела, что у них есть полочка для обуви, рассказала отцу, и он попросил столяра сделать нам такую же. Научилась немного говорить по-немецки. Со старшей дочерью в их семье Марихе мы сидели за одной партой, она мне помогала с математикой. Марихе донашивала мои платья. Однажды, когда у нас отелилась корова, наша семья отдала им тёлочку, которая потом стала кормилицей в их семье. И это добро отразилось потом на мне. 

Во время допроса в гестапо я увидела, что Марихе – переводчица у немецкого офицера. Сначала я подумала: «Боже мой, она продалась немцам». Но потом заметила, что она меня защищает.

– Что она говорила? 

– Что я не комсомолка. Когда меня допрашивали последний раз, раздался звонок. Как потом стало понятно, был приказ о срочном отступлении, и гестаповец быстро ушёл, а Марихе сунула мне в руку бумажку и сказала «Беги». И я с этой бумажкой прошла все посты, а потом побежала домой, несмотря на распухшую ногу. Ценой своей жизни она спасла мою жизнь. 

– Она погибла? 

– Я её долго искала, а потом мне сообщили, что она отступила с немцами через Керченский пролив. Наша авиация тогда много немецких кораблей пустила на дно, и, видимо, Марихе погибла там. Но не будь её, я бы не сидела перед вами. 

– Сколько же дней вас мучили в гестапо? 

– Дней 10, наверное. 

– А что с ногой? Она у вас до сих пор болит? 

– Шрам только остался. Мягкие ткани были сильно повреждены. Меня встретила поседевшая мама, и сразу обернула ногу капустными листьями. А сама собрала вещи, поскольку оставаться было опасно, запрягла корову в тележку, и мы выехали к знакомым в соседний колхоз. Помню, мой пятилетний брат плакал: «Хочу спать, не хочу никуда уезжать». Мы ехали просёлочной дорогой, а рядом проходила грейдерная дорога. Мы слышали гул машин. Мама сказала, что это отступают немцы.

– После выздоровления вы приняли решение служить и дальше? 

– Когда уже всю территорию Кубани освободили, был организован Ейский истребительный батальон войск НКВД, и меня взяли туда проводить политзанятия. Так что перед вами сидит политрук. Там я получила задание, о котором молчала не один десяток лет. Мне пришлось написать расписку о неразглашении тайны и меня рассекретили только четыре года назад, когда страна отмечала юбилей военной разведки. Ко мне приехал представитель Дипломатического корпуса Министерства иностранных дел РФ в ЮФО Владимир Лагутин и вручил юбилейную медаль. 

– Какое задание вы выполняли?

– Формировалась банда из бывших полицаев, которые были против советской власти. Они ждали, что немцы опять вернутся. Мне нужно было добыть фотографии главаря. Я вошла в доверие его семьи. Они приехали с Украины, у них в доме было много вышивки крестиком. Я попросила научить и меня. Женщина в их семье дала мне обыкновенную тетрадь с фотографиями. В этот момент я попросила её принести мне воды, и пока она вышла, я взяла две фотографии и сунула за рукав кофточки. Это было единственное моё воровство в жизни, и я тогда пережила настоящий стресс. Когда она вернулась с водой, у меня зубы стучали. Я сказала, что у меня озноб, и ушла. И действительно после этого заболела. А мои фотографии, как сказал Лагутенко, сыграли важную роль. Потом я попала в истребительный батальон НКВД, который уничтожал бандитские группировки. 

– Вы служили с оружием в руках? 

– Да. Однажды мы получили сведения, что одна группировка засела на чердаке школы. Это было в мае. Занятия уже закончились. Завязался бой. Потери были и с нашей, и с их стороны. Мы их припугнули, что взорвём здание, и они сдались. Они были обросшие, немытые. 

– Это были жители Краснодарского края? 

– Да, оказывается, много было недовольных советской властью, особенно среди казачества. 

– А вы всегда относились положительно к коммунистической власти? 

– Да, у меня была положительная семья. Отец был на руководящей работе. 

– Вы сами потом в КПСС состояли? 

– Я не была членом партии никогда, хотя 43 года проработала в школе учителем биологии и географии. Муж был военным, и его часто переводили с места на место, поэтому я просто не успевала вступить в партию. Но комсомолкой была, причём идейной. 

– У вас верующих в семье не было? 

– Бабушка и дедушка были верующими. Когда я была ребёнком, прыгала и бегала – бабушка показывала на икону и говорила: «Нельзя». «Отче наш» я с детства помню, бабушка научила молиться. Сейчас я под крылом Василия Александровича Скакуна в Академии здорового образа жизни, а он верит, что есть над нами высшая сила, и я в это верю. Ведь я осталась живая разве не по воле свыше? Кстати говоря, нас в партизанском отряде кто-то предал. Больше 10 человек были задушены в газовой камере. А я 43 года проработала в школе. Работу любила, детей любила. 

– Вы были строгий учитель? 

– Пожалуй, да. Я сама люблю дисциплину, и требовала её от учеников. 

– Вы и тогда спортом занимались? 

– Нет, но я всегда была подвижным человеком. На море я выросла с пелёнок, много плавала. Я и сейчас до буйка обязательно доплываю, когда мы ездим на Чёрное море. Вода – это моя стихия. Я и в бассейн по пятницам хожу. Но я хочу сказать, что в моё время легче было работать. Сегодня матери приходят домой измученные, и того внимания, как раньше, дети не получают. При этом нас воспитывали в труде. У нас в семье была зингеровская машинка, и мама шила на заказ. Однажды я сама попросилась ей помочь, и у меня получилось.

У моих внуков нет желания что-то делать своими руками. Они покупают всё готовое. А у нас ничего не было, и волей-неволей сама жизнь заставляла нас трудиться. 

Я ушла на пенсию в 1980-м году. Родители учеников просили доучить их до выпускного, но я считаю, что в педагогике, как и в спорте, надо уйти вовремя. У меня кооперативная квартира, за которую нужно было выплачивать деньги. Сыновья в тот момент мне не могли помочь, и мне нужно было помогать себе самой. Я окончила курсы кройки и шитья и стала шить на заказ. У меня была аллергия на амброзию, тело покрывалось пузырьками, которые потом лопались, поэтому мне был разрешён выезд за границу. Я была в Египте, Турции, Югославии, Болгарии. Оттуда привозила красивые ткани, и мои вещи охотно покупали. Я стеснялась торговать на рынке. То родители учеников проходили, то знакомые. А потом эта полоса неудобства прошла. Я подумала: «Я же не ворую, шью своими руками». Да и соседка пристыдила: «Подумаешь, цаца какая, стесняется». Если бы я продолжала работать учителем, разве с учительской зарплаты я могла бы выплатить всё это?

– А как вы попали в Академию здорового образа жизни? 

– Я просто пришла на встречу с Василием Александровичем. Он рассказал, что чем только не занимался, чтобы себе помочь: бегал, голодал, раздельно питался. А помогла йога. И вот я уже 16 лет сюда хожу. В йоге три кита: дыхание, сознание и позы. Если их соединить, можно улучшить обмен веществ. 

Я вот так скажу: «Наука йога к нам пришла от наших братьев старших. И тот, кто временем примят, в коленках стал слабее, великих благ, как говорят, ждёт робко из Бомбея». 

– Вы сами пишите стихи? 

– Да, иногда даже ночью озарение приходит, и я записываю. Я 30 лет состою в обществе любителей есенинской поэзии, но писать стихи начала, когда стала заниматься йогой. Раскрылись мои дарования.

– Мы видели вашу удивительную пластику, умение стоять на голове. А что ещё дали вам занятия в академии? 

– Я занимаюсь каждый день, хотя бы дыхательными упражнениями, и, знаете, аллергия ушла. 

– Вы выглядите очень жизнерадостной. Но ведь бывают и проблемы в жизни. Как вы к ним относитесь? 

– Философски. Я считаю себя счастливым человеком, и это главное.

stav.aif.ru